Если эта статья заинтересует Вас, и Вы решите прокомментировать мысли автора - милости просим. В конце статьи нажмите кнопку "Post Comment" и разместите свое мнение.

В одном из недавних социологических опросов граждане России, которым было предложено оценить политических деятелей страны в ХХ веке, на первое место поставили Брежнева.

Самый ничтожный в умственном и нравственном отношении из вождей России (не считая Черненко - его же мимолетной тени), автор гибельной политики застоя в стремительно меняющемся мире, проводник, истощившей страну стратегии оборонного паритета (военное равенство со странами, экономически превосходившими нас вдесятеро), виновник погубившей СССР афганской авантюры, предмет ежедневных уничижительных анекдотов современников, с трудом ходивший и говоривший "бровеносец в потемках" никак не мог стать предметом запоздалого восхищения в своем личном качестве. Тут, конечно, дана оценка не личности Брежнева, а эпохе Брежнева.

Уют за счет будущих поколений

Причины ностальгических эмоций лежат на поверхности. То был привычный, не таивший неожиданностей мир, в котором мы родились и выросли. Правда, в то время именно его безнадежная неизменность и выводила из себя, тоска по переменам подтверждается народной любовью к Булату Окуджаве, повторявшему на все лады: "Ах, завтра наверное что-нибудь произойдет", "Пусть начнется, что еще не началось", "и скоро перемена". Но перемен оказалось слишком много и далеко не все - к лучшему. Теперь мы тоскуем о покое.

Менее очевидна, но столь же несомненна другая причина: в брежневскую эпоху государство брало взаймы у будущих поколений - мы, ныне живущие, и есть первое из тех поколений, которому досталось расплачиваться по счетам. Одна только прибавка валютных поступлений СССР от скачка нефтяных цен за десятилетие после 1973 года составила без малого 200 миллиардов долларов (с учетом инфляции - сегодня это по реальной ценности не менее 300 миллиардов, а весь долг СССР и России сегодня - 150 миллиардов).

В те годы западные страны-импортеры нефти в поте лица создавали энергосберегающие высокие технологии и совершили технологический скачок, арабские экспортеры нефти стремились в своих пустынях создать процветающую экономику для себя и потомков, у которых уже не будет нефти. А правители СССР потратили сказочный дар судьбы - нефть Самотлора - на примитивное подкармливание народа дешевой колбасой, чтобы обеспечить социальную стабильность при продолжении тупиковой экономической и оборонной политики.

Только один факт. Самая плодородная почва, какую создала природа - чернозем. Более половины мировых площадей чернозема имел СССР. При этом импорт зерна в стране "Продовольственной программыquot; доходил до 45 миллионов тонн в год - это почти равно всему прошлогоднему сбору зерна в России.

Любой народ, как и любой человек, в ту пору, когда берет в долг, имеет возможность жить лучше, чем тогда, когда приходит срок этот долг отдавать. Но при всем при том - так ли уж хорошо мы жили в брежневское время или просто память подводит при попытках представить прошлое?

Парадоксы памяти

До какой степени вообще можно полагаться на память?

Был у меня разговор с одним весьма образованным и начитанным человеком. Он привычно ругал Гайдара: отнял, дескать, сбережения всей жизни. Я стал спорить: грабеж, конечно, имел место, но ограбил тебя не Гайдар. Не требуется даже вникать в сложные финансовые процессы: насколько и чем были обеспечены сбережения, почему и как шли наши деньги в Сбербанк и куда шли из Сбербанка.

Вспомни просто хронологию событий. С апреля 1991 года Валентин Павлов, последний премьер СССР, повысил цены. По данным даже официальной статистики за 1991 год они возросли в 2,62 раза, соответственно, значит, обесценились и сбережения. Ко дню гайдаровской либерализации 2 января 1992 года, как показывает наука арифметика, 60 процентов твоих сбережений пропало. Так что даже формально вина Гайдара не превышает 40 процентов, а в реальности (если вспомнить магазинные полки 1991 года), еще до Павлова все твои сбережения были пустой цифрой в сберкнижке.

Мне было интересно, в каких словах собеседник признает, что мой расчет неопровержим. Но ответ сразил меня:

- А разве Павлов повышал цены? Не помню.

Когда клеймят реформаторов за разорение страны Николай Рыжков и его председатель Госплана Маслюков, подарившие стране дефицитный бюджет и минусовый баланс внешней торговли, оставившие в наследство 96 миллиардов долларов внешнего долга, такое специфическое выпадение памяти представляется явно политической болезнью. Но мой собеседник не хитрил: он и вправду забыл. Слишком стремительно неслись события.

Пожалуй, не хитрил и Александр Руцкой, когда в январе 1992 года попрекал Гайдара: раньше, мол, колбаса была по два тридцать. Он скорее всего просто забыл, что по два тридцать была колбаса до марта 1991 года, а к приходу Гайдара такая колбаса была по семь пятьдесят (еще точнее: раньше не было колбасы по два тридцать, потом не было - по семь пятьдесят).

Давно известно: память избирательна. Еще более избирательной была информация о нашей жизни всех доперестроечных лет.

История белых пятен

При Сталине сажали в тюрьму за простое упоминание в разговоре о голоде тридцать третьего года. Трагедия миллионов оставалась государственной тайной и десятилетия спустя. И в пору хрущевской оттепели о новочеркасском расстреле рабочей демонстрации сообщали только "вражеские голоса", слушать которые было опасно. О добром десятке таких же расстрелянных бунтов тех лет в разных городах ходили только смутные слухи. Никто не знал и о локальных стихийных забастовках, вернее - "волынках", которых были тысячи.

Про первую пятилетку мы все знали со школьных лет, что она выполнена досрочно - сейчас известно, что не был выполнен ни один из двенадцати пятилетних планов, а первый был самым провальным, он выполнен по промышленности не более чем на 50 процентов. Но промышленность в те годы все-таки росла, и довольно быстро. А сельское хозяйство разорялось, и вплоть до горбачевской гласности в статистических справочниках стояли прочерки в строках об урожаях в первые годы после коллективизации: сбор зерна упал.

Во многих случаях секретность была необъяснима. Никто не мог упрекнуть власть за одну из тяжелейших катастроф века - Ашхабадское землетрясение. Напротив, этим фактом Сталин мог бы оправдать многие трудности. Но землетрясение умудрились скрыть от советского народа.

Мы ругаем нынешнюю власть: как много людей имеют денежные доходы ниже прожиточного минимума. Эти данные публикуются ежемесячно, пожалуй, даже с "очернительским" перехлестом: статистика не напоминает каждый раз, что население имеет еще и неденежные доходы, так что в целом за чертой бедности живет хоть и много людей, но не так много, как пишется. Но до эпохи гласности сама величина прожиточного минимума была государственной тайной, никто не знал о самом себе: имеет тот минимум или нет.

Но ведь то, что мы узнали о тогдашней жизни страны десятилетия спустя, не изменяет картину давних дней, которая осталась в памяти: та картина существует как живое знание, а сообщенные позднее факты - как книжное: вроде бы не обо мне, а о Древнем Риме.

Классическая сказка о жизни - сталинские снижения цен. Многие сердятся при слове "сказка": "я сам помню". А помнит лишь то, что ему хотели показать. В 1992 году мне сказала продавщица в "Елисеевском": а раньше-то цены снижали. Я спросил, где она жила тогда. Оказалось - в колхозе. Я спросил: и что вы имели с тех снижений?

- Да что вы, у нас в деревне и магазина-то не было.

И сама засмеялась. Она поняла с полуслова. Жившие тогда в Москве понимают с трудом или совсем не хотят понимать, за чей счет они жили сравнительно неплохо. Помнят они точно, видели своими глазами: цены снижали и икра на прилавках была. А крестьянам не давали паспортов, словно крепостным.

Факты и их восприятие

Самое трудное в воспоминаниях - соблюсти историзм, то есть видеть события с точки зрения тогдашней обстановки, а не позднейшей. Это не всегда удается и специалистам, изучающим эпоху профессионально и научно. Тут факты, узнанные позднее, могут не только помогать, но и мешать, потому что для правильного понимания событий необходимо отделять то, что знали участники событий, от того, чего они еще не знали.

В одной из недавних телепередач рассказывалось о событиях, которые вроде бы никто еще не успел забыть: о 3 октября 1993 года. Несомненно добросовестный свидетель, пробравшийся тогда в один из грузовиков с макашовцами, шедшими на Останкино, рассказывал виденное своими глазами: рядом шла колонна бронетранспортеров, ей ничего не стоило остановить макашовцев. Потом кто-то рассказал, что сами военные из той колонны бронемашин запрашивали у начальства разрешение напасть на грузовики с вооруженными людьми под красными флагами, но не получили такого разрешения. Вывод, не опровергнутый практически никем из участников передачи: кровопролитие в Останкино было результатом заранее задуманной провокации кремлевской стороны.

Но попробуем представить себя на месте неведомого военачальника, не разрешившего напасть на людей в грузовиках. Он ведь не знал и никто тогда не знал того, что все знают сейчас: что в Останкине произойдет бой, притом первый выстрел сделают именно макашовцы. В пути к Останкино приказ на первый выстрел предлагалось отдать ему, и тогда он был бы виновником развязывания гражданской войны. Он приказал своим подчиненным продолжить путь и взять телецентр под охрану - и вряд ли мог принять иное решение.

Таким образом, при верности историзму события выглядят совсем иначе, чем при отказе от него. Добавим к этому штамп о "расстреле парламента", укоренившийся вопреки тому, что парламент - это не дом, а депутатский корпус, из депутатов же от стрельбы никто не пострадал. Если бы говорили, в точном соответствии с фактами, "обстрел здания парламента, захваченного незаконным вооруженным формированием" ("полк Руцкого", объединивший баркашовцев и зюгановцев), в сознании людей отпечатывалось бы нечто другое.

И уж совсем никто не напоминает, что отказ от расследования октябрьских событий в едином пакете с амнистией провела в Думе "левая" оппозиция, что и позволяет ей теперь объявлять всех погибших (включая случайных прохожих) "жертвами режима", хотя это никем не доказано и, вполне вероятно, расследование показало бы нечто иное. Так события, которые произошли буквально на глазах всего мира (все смотрели картинку CNN), отпечатываются в памяти разных людей взаимоисключающим образом.

Излишне говорить о том, что память подвержена влиянию различий социальных позиций. Одни картины семидесятых годов остались в памяти сотрудника академического института, чистившего гнилую капусту на овощной базе, махавшего флажком на Ленинском проспекте спешившим из Внукова в Кремль лимузинам с гостями Брежнева, унизительно клянчившего партийную (даже если сам был беспартийным) характеристику для зарубежной поездки, нужной для его научной работы. И совсем другое встает перед мысленным взором участника тех же событий - сотрудника райкома партии, посылавшего в институт разнарядку на бесплатную работу докторов и кандидатов на овощной базе, на их же бессмысленное стояние на Ленинском проспекте (с точным указанием - у какого столба стоять), наделенного властью по любому вздорному поводу отказать в характеристике на выезд.

Излишне добавлять, что Александр Солженицын помнит высылку на чужбину или Елена Боннэр - ссылку вместе с Андреем Сахаровым в Горький совсем не так, как помнят это те, кто их высылал и ссылал.

Три года назад я купил книгу "КГБ и власть" - мемуары Филиппа Бобкова, возглавлявшего печально знаменитое Пятое управление КГБ. Было любопытно, не забыл ли он, как в 1975 году допрашивал Лена Карпинского, по "делу" которого проходил и я: у Лена изъяли мою рукопись, признанную затем "антипартийной", что повлекло худые последствия по крайней мере для пятерых членов КПСС.

Нет, Бобков не забыл, беседа описана, что доказывает по крайней мере одно: автор мемуаров - человек неглупый. Но, Боже мой, до чего же по-разному видится эта беседа в его памяти и в моей (Лен рассказал мне о ней на следующий день)! Если верить Бобкову, он не помнит нынче только одно: угостил ли тогда Карпинского чаем. А чего стоили Лену и четверым его подельникам последующие одиннадцать лет отлучения от профессии! Всего лишь одиннадцать - потому что пришла перестройка, иначе наказание было бы пожизненным. Но все равно благодарили бы судьбу: легко отделались, других за меньший грех отправляли на нары.

На Руси жить хорошо?..

Удивляясь сегодня противоречивости воспоминаний разных людей об одних и тех же годах, прожитых в одной и той же стране, учтем и то, что критерии - что значит жить хорошо или плохо - у разных людей были изначально разными, а за последние годы у многих еще и поменялись.

Нелегко определить критерии даже для такой узкой и простой сферы, как материальное потребление. Нынче по сравнению с брежневскими годами резко возросла обеспеченность автомобилями, улучшилось в среднем жилищное положение, неизмеримо расширился выбор товаров, но уменьшилось потребление некоторых видов продовольствия, особенно мяса, несколько раз пропадали сбережения - лучше или хуже стало в итоге! Появилась свобода выезда за границу, в том числе для торговли и работы, но возросла безработица в России. Повысились средние реальные доходы в долларовом исчислении, но возросла социальная дифференциация, расширились зоны бедствия (особенно ужасна трагедия "северов"). Лучше или хуже! По-другому.

А ведь понятие "жить хорошо" не сводится к материальному. Раньше были социальные гарантии на основе уравнения большинства в бедности. Теперь появилась возможность выбора - но на свой страх и риск, без страховки в случае проигрыша. Лучше или хуже! Для кого как.

Никто не может утверждать, что именно он правильно помнит прошлое, никто не застрахован от ошибки. Но добросовестный человек может уменьшить свои ошибки, для этого есть некоторые правила. Надо стараться избегать избирательности воспоминаний, помнить и хорошее, и плохое. Надо сверяться с документами - и не с пропагандистскими штампами, а с первоисточниками (например, статистика, даже официальная, никогда не подтверждала тезис о выполнении первой пятилетки). Надо соблюдать принцип историзма. Надо иметь в виду, что личные впечатления имеют не только преимущества (наглядность), но и недостатки (случайность), их следует сопоставлять с личными впечатлениями других людей. В конечном счете ошибки можно свести к минимуму - если только сам не хочешь "ошибаться".

Отто Лацис - заместитель главного редактора газеты "Новые Известия"

Ссылки:
Максим Соколов: Истекающий год в достаточно драматической форме подвел черту под семью годами российских преобразований. Пока отсутствует согласие в умах нет надежды на разумные действия политиков, уверяет Борис Толчинский. А как европейцы относятся к прошлому? Рассказывает Энн Эпплбаум. Переписывание истории - не чисто российское занятие. В Гватемале тоже пытались замолчать трагическое прошлое. Чарлз Р. Кеслер делится воспоминаниями из далекого 1977 года.